Проклятие Вермеера - Страница 36

Отодвинув в сторону экран, я заглянул в ближайший ко мне камин. Топливник его был размером с небольшую комнату. Полированные листы бронзы, которыми были облицованы его стенки, покрылись толстым слоем сажи. Как я ни старался не прикасаться к ним, мне это не удалось. Весь правый рукав пиджака почернел от сажи. Снявши голову, по волосам не плачут, — сказал я себе и залез в камин. Нащупав газовый порог, я провел по нему рукой — там ничего не было. Потыкав кочергой в трубу, я наткнулся на нечто металлическое. До задвижки было далеко, и я сообразил, что в трубу вделана решетка для того, чтобы невозможно было пролезть через нее с крыши в кабинет.

Я выбрался из камина, прошел через кабинет и залез во второй с таким видом, что можно было подумать, что я только этим и занимаюсь последние десять лет своей жизни. Покопавшись в камине и не найдя ничего, кроме сажи и пепла, я уже собирался вылезти на свет божий, как вдруг…

Один из прутьев таганчика неожиданно переломился, и нога моя провалилась сквозь решетку в кучу пепла, подняв серое облако. В тот же момент я взвыл от боли — что-то острое через тонкую подошву моего башмака впилось в ступню. Задыхаясь, я кое-как вытащил ногу из решетки и, хромая, выбрался из камина, вымазанный с ног до головы в саже. Но мне было не до внешнего вида. От жгучей боли в ступне я не мог стоять на ногах. Сев прямо на ковер, я снял с ноги туфлю. Что-то металлическое вонзилось в его подошву. Выдернув эту гадость, я окаменел, глядя на нее. Ею оказался маленький гвоздик, какими обычно прибивают натянутый холст на подрамник. У меня не оставалось больше никаких сомнений, куда делись подрамники картин!

В конюшне с жеребцами, если туда завести кобылу, было бы меньше шума, чем в кабинете Воронцова, когда в него ввалился Санеев со своими сослуживцами. Они ржали так, что у меня возникли серьезные опасения относительно их психического состояния. Сержант начал даже икать, давясь от смеха:

— Ну, Максим… ик… ну, ты… ик… даешь! Гы-гы-гы! Тебе остается про… ик… чистить канализацию, гы-гы, и можешь считать ик… что свои доллары, гыгы-гы, ты честно отработал… гы-гы-гы-гы. Ик!

Мне захотелось взять кочергу и двинуть ею Костика по башке.

— Ты лучше на себя посмотри, — огрызнулся я, растирая больную ногу.

Санеев и сам не блистал чистотой после прогулки по чердаку.

Милиционеры перевели взгляд на своего шефа и загоготали пуще прежнего. Сержант провел ладонью по лбу, намотав на нее с полкило паутины с застрявшими в ней дохлыми мухами. Затем стал с омерзением трясти рукой, пытаясь стряхнуть с нее паутину, чем вызвал новый взрыв хохота.

— А ну, заткнись, Петь! — проревел Санеев.

Толстый милиционер, у которого от смеха на глазах выступили слезы, а живот трясся с такой нарастающей амплитудой, что не рявкни сержант на него, скоро бы стал касаться его двойного подбородка. Голос начальства подействовал на живот Пети как команда: Сто-ой… раз, два! На счет раз он пошел вверх, затем опустился на счет два и, вернувшись в исходное положение, исчез. Видимо, его обладатель, опасаясь за свое дальнейшее продвижение по службе, с испугу втянул его в себя.

— Ты что-нибудь нашел? — спросил Санеев, наконец-то избавившись от паутины.

— Не совсем то, что искал, но кое-что интересное нашел.

Санеев подошел поближе.

— Этому гвоздику как минимум триста лет, — сказал я, показывая сержанту свою находку. — Такими гвоздями прибивают к подрамнику холст. Видимо, похититель все же успел снять холст, вернее, содрать его, а сам подрамник бросить в огонь.

— Ну и что из этого следует?

— Из этого следует только то, что если я прав и полотна все еще в доме найти их будет гораздо сложнее, чем, если бы они оставались на подрамниках. Ничего более.

— На чердаке их нет. Я перерыл там все вверх дном, хотя никакой необходимости в этом не было.

— Почему? — поинтересовался я.

— Там такая пылища, что невозможно зайти туда, не оставив следов на полу. А ими на чердаке и не пахло, разумеется, до того, как я там наследил.

— Понятно… — протянул я. — В таком случае, вы или отдохните, пока я закончу поиск, или, что я буду только приветствовать, помогите мне быстрее его закончить, после чего, если он не даст никаких результатов, наметим план дальнейших действий.

— Ты лучше оставайся здесь, Максим, и потри свою больную ногу. С тебя хватит. Свои денежки ты, я думаю, уже отработал. Мы сами справимся. В другие комнаты не заглядывал?

— Не успел. Но в кабинете их наверняка нет.

— И то дело, — сказал сержант минутой позже, задумавшись о чем-то, и вышел из кабинета.

Оставшись один, я стал размышлять вокруг всплывшего (вернее вонзившегося) факта. Свернутые трубочкой холсты можно было засунуть куда угодно. Ведь они занимают намного меньше места, чем натянутые на подрамники…

Сильная боль в ноге не давала мне покоя. Я снова снял туфлю и стал тереть ступню о ковер. Сумасбродная мысль мелькнула в голове. Почему свернутые в рулон?.. Ведь холсты толщиной всего несколько миллиметров похититель мог в спешке засунуть под… ковер!

Я вскочил со своего места и поднял край круглого ковра. Следуя вдоль его периметра, я обошел половину кабинета, когда вошел Санеев со своей командой. На этот раз никто не смеялся. Видимо, у них стало складываться подозрение относительно моего умственного развития. В особенности был серьезен сержант.

— Ну, а ковер зачем сворачивать? — спросил он, подозрительно посматривая на меня, будто испугавшись, что я стою перед ним без смирительной рубашки. Тебе что, так больше нравится, а, Максим?